— Кому? — спросила Елена и шмыгнула носом, в котором скоплялись слезы.
— Будь прокляты немцы. Будь они прокляты. Но если только бог не накажет их, значит, у него нет справедливости. Возможно ли, чтобы они за это не ответили? Они ответят. Будут они мучиться так же, как и мы, будут.
Сразу распахнулась кремовая штора — с веранды в маленькую столовую. Часы… тонк-танк…
— Большевика-провокатора поймали. Убить его, падаль, на месте.
— Кого желаете защищать, я спрашиваю? — грозно повторил полковник.
Елена же в это время плакала в комнате за кухней, где за ситцевой занавеской, в колонке, у цинковой ванны, металось пламя сухой наколотой березы. Хриплые кухонные часишки настучали одиннадцать. И представился убитый Тальберг. Конечно, на поезд с деньгами напали, конвой перебили, и на снегу кровь и мозг. Елена сидела в полумгле, смятый венец волос пронизало пламя, по щекам текли слезы. Убит. Убит…