Тальберг же бежал. Он возвышался, попирая обрывки бумаги, у застегнутого тяжелого чемодана в своей длинной шинели, в аккуратных черных наушниках, с гетманской серо-голубой кокардой и опоясан шашкой.
Генерал, вдавив голову в плечи, выпучив глаза, вытянул из-под женщины бумагу и прыгающей ручкой нацарапал в углу, брызнув чернилами: «Выдать».
— Господисусе! Володька, Володька! Петлюра идет!
И это было так умопомрачительно, что Василисе сделалось нехорошо, и он отправился умываться холодной водой.
— Васька, Васька, как я задницей об тумбу! — кричал маленький.
— Лежите и не шевелитесь, — прошептала она, — а я буду вам гладить голову.