«Что верно, то верно — сногсшибательная», — подумал репортер, когда по возвращении в Лондон прочел заголовок. Осторожненько, морщась от боли, он сел обедать.
— К чему весь тарарам, прими-ка сомы грамм. — И, посмеиваясь, они вышли из раздевальной.
В третье свое посещенье Дикаря Гельмгольц прочел ему злополучный стишок.
— Да бери ты, — не отставал Генри Фостер, — бери.
— Говорят, говорят, — передразнила Ленайна.
— Ты имеешь в виду те эмоции, которые можно было перечувствовать при ином образе жизни?