— Впрочем, вам эти слова, вероятно, ничего не говорят, — сказал Мустафа Монд.
— Милый! Милый мой! Почему же ты раньше молчал! — Она распахнула руки.
— Кохатва ияттокяй! — послал ему в ответ Дикарь зловеще и язвительно.
— Там ведь ужас, там ужас. И как ты можешь говорить, что не желаешь быть частицей общественного целого! Ведь каждый трудится для всех других. Каждый нам необходим. Даже от эпсилонов…
В лифте, поднимаясь к раздевальням, Генри Фостер и помощник главного Предопределителя подчеркнуто повернулись спиной к Бернарду Марксу, специалисту из отдела психологии, — отстранились от человечка со скверной репутацией.
Бернард взглянул на нее (господи Форде, это Моргана Ротшильд) и, краснея, признался, что не играл ни в какой. Моргана раскрыла глаза изумленно. Наступило неловкое молчание.