— Нечего юлить! — взорвался он. — Сделка большая. Тебе ведь нравится большой бизнес. Так вот это будет еще побольше, нашим мальчикам такое и не снилось. Большинство бизнесменов собирают состояние по крохам, а мне достаточно сделать вот так. — Он щелкнул пальцами. — Такой куш еще никто не срывал.
— Не показывай, что у тебя гора с плеч свалилась, — сказал он насмешливо, — во всяком случае не так явно. А то я могу подумать, что «Таггарт трансконтинентал» в моей власти.
— Вы оценили каждый заложенный здесь кирпич по его значимости для главной цели — производства стали. Были ли вы так же строги в отношении цели, которой служат ваш труд и ваша сталь? Чего вы хотите добиться, отдавая свою жизнь производству стали? По какой шкале ценностей вы судите свои дни? Например, зачем вы потратили десять лет нечеловеческих усилий на создание своего металла?
— С мужчиной, который прилетел за ним три часа назад.
По дороге домой они не сказали друг другу ни слова. Но несколько часов спустя, под воздействием внезапного порыва, миссис Таггарт вошла в комнату дочери. Дэгни стояла у окна, на ней все еще было вечернее платье, похожее на облако, поддерживающее тело, — тело, которое теперь казалось слишком худым, миниатюрное тело с узкими плечами. За окном, освещенным первыми лучами восходящего солнца, по небу плыли серые, хмурые тучи.
Дэгни закрыла глаза, и на ее лице проступила легкая улыбка горького удовлетворения. Движущей силой собственного счастья всегда была она сама. Сейчас же ей хотелось чувствовать себя увлеченной силой чужих свершений. Как люди любят смотреть из темноты прерии на освещенные окна проносящегося мимо поезда — ее поезда, символа силы и целеустремленности, который придавал им уверенность посреди пустоты пространства и ночи, — так и она хотела на мгновение ощутить короткое приветствие, мимолетное видение, просто радость помахать рукой и сказать: «Кто-то куда-то едет».