Маячившая далеко вверху прорезь неба делала это место еще более защищенным от посторонних глаз. Высоко на гребне холма первые лучи восходящего солнца осветили верхушки деревьев.
— План Джона Галта, — говорил Висли Мауч, — урегулирует все конфликты. Он защитит собственность богатых и многое даст бедным. Он облегчит бремя налогов и обеспечит увеличение государственных пособий. Он снизит цены и поднимет зарплату, обеспечит бо́льшую свободу личности и укрепит узы коллективных обязательств. Он соединит эффективность свободного предпринимательства со щедростью плановой экономики.
— Я бы не стал преувеличивать роль Бадди Уоттса из Национального совета грузоотправителей. Он поднял большой шум и накормил обедами много кого в Вашингтоне, но я бы не советовал принимать это всерьез.
— К несчастью, у меня инструкции. Порядок есть порядок, знаете ли. Нам нужно открыть и осмотреть помещение.
В доме не слышалось ни звука, на деревья за окнами комнаты Галта не падал свет. Прошло немало времени, прежде чем она услышала в темноте его комнаты два звука, которые на все ответили, которые сказали ей, что он не спит и что он не придет: она услышала звук шагов и щелчок зажигалки.
Слова она слышала, значение их поняла, но поверить в них не могла, поэтому она не удостоила их чести выказать гнев, озабоченность, сопротивление против этого очевидного и кошмарного случая массового безумия, которое стало возможно только благодаря готовности людей притворно верить, что это разумно. Она ощущала тупую пустоту, она чувствовала, что ее забросило туда, где нравственное негодование бессмысленно.