На меня воззрились с печалью в глазах, и хоть восьмилапых было всего трое, смотрели они как оголодавшая толпа.
– Поездкой в Саргон. Ты же помнишь, баронесса Дафо еще в розыске.
Как оказалось, есть у нее способность сгорать и возрождаться. Сгорает она благодаря пьянчужкам, не желавшим расплатиться по счету, а восстанавливается благодаря заезжему магу. Добродетель, услышав о тяжелой судьбе пятикратного погорельца, снизошел до проблем несчастного хозяина и таверну восстановил, запечатав ее первоначальный образ как истинный. С тех пор горела она раз двадцать и столько же раз возрождалась со всем обустройством и утварью, что были в таверне на магов приезд. Вот только вещей новоприбывших постояльцев в ней как ранее не оставалось, так и не остается… И надо ж было такому случиться: пока я сидела у агентурши Турри, какая-то пьянь решила не платить.
– А я уверена, что вы это предвидели и сделали все, чтоб я осталась. Сыграли на моем чувстве жалости…
– Пи так пи, – рассудила я и ушла удивленно-ошеломленная.
Угол лопнул не хуже мыльного пузыря. Стена и пол покрылись сетью мелких трещин, но не обвалились. Зато портрет осыпался прахом. Открыв узкий коридор с сотней метровых игл, обвалившуюся лабораторию справа от него и двух пришпиленных одержимых в тупичке слева. Все как лобастый и показал – один магическими путами придавлен к полу, второй прилип к потолку. Теперь понятно, отчего Врадора мутило: несчастный висел вниз головой и был бледен. Или же побледнел, увидев степень растущих в его доме разрушений.