— Дети шли бесконечной серой колонной по серым размытым дорогам, шли спотыкаясь, оскальзываясь и падая под проливным дождем, шли согнувшись, промокшие насквозь, сжимая в посиневших лапках жалкие узелки… — процитировал Таракан.
— Бабуля? — она, кажется, почти не удивилась. — Ты вернулся? Ты…
— Ты не понимаешь. — стена была горячей, как в хорошо натопленной бане. — Ты не знаешь, что я чувствовал, когда думал, что он погиб…
А потом мне приснился зов. Он летел над тихими крышами домов, над сонными печными трубами и ветвями черешен, меж заборов и тёмных фонарных столбов, мимо запертых дверей и забранных ставнями окон.
— Но жадный Шаробайко, вместо того, чтобы идти к отцам, решил поживиться сам. — опять встряла Маша. — И предложил нам соблазнительный контракт.
— Не забывайте: расследование веду я. — предупредил Штык, отвечая на рукопожатие. — На самом деле, я не должен был вам ничего говорить, но…