План мой был прост, как все гениальное. Бояре прослышав, что я решил развестись с Катариной Шведской, будто с ума сошли. Все у кого были дочери на выданье или подходящие по возрасту родственницы, тащили их в столицу, невзирая на любые обстоятельства. Отменялись помолвки, забывались крестоцеловальные клятвы, рассыпались как карточные домики с трудом заключенные союзы. Как же, такой приз — царь женится! Уж больно много выиграет тот, кому он достанется. Я, со своей стороны, всячески поддерживал этот ажиотаж. То вместе со своими приближенными, прогарцую мимо боярских теремов, вызвав охи и ахи за крепкими заборами. То парад проведу, пригласив бояр посмотреть, как красиво шагают мои мекленбуржцы. Конечно, девицам на такие мероприятия вроде, как и нельзя, но как быть, если очень хочется? Выручали в таких случаях возки. До карет им, конечно, далеко, но поглазеть из окошек на устраиваемую царем потеху можно. Как с усмешкой рассказывал Анисим, в преддверии смотра в московских лавках смели все дорогие ткани, украшения и румяна с белилами. Сколько он заработал на этом, я не спрашивал, чтобы ненароком не позавидовать, но выглядел Пушкарев очень довольным. Вторым выгодоприобретателем был мой лейб-медик Пьер О" Коннор. Франко-ирландец прижился в России и давно бросил поиски философского камня и панацеи. Вместо них предприимчивый иноземец весьма успешно торговал лекарствами и косметическими средствами, нажив на этом совершенно неприличное состояние. Я, правда, сразу предупредил его, что если мой эскулап ненароком траванет кого-нибудь, заступаться не стану. Впрочем, хитрец Пьер только ухмыльнулся и заявил, что более всех иных заповедей Гиппократа он почитает — не навреди! Вот ей богу, была бы у меня медицинская академия, я бы заставил его диссертацию написать о "плацебо".