— Если Владислава зажать между Смоленскими стенами и нашим войском…
— Хорошо, — сразу же согласился королевич, — нам тоже нужно подготовиться и решить некоторые вопросы.
— А вот это вряд ли, — ухмыльнулся я и приказал вытащить наружу загодя заготовленную кучу тряпья, пропитанную дегтем и еще какой-то гадостью. Подожженная она давала клубы густого черного дыма и совершенно закрывала от вражеских взоров наши ворота. Еще несколько таких же куч запалили внутри крепости, и в утренних сумерках все выглядело так, как будто внутри кремля идет жестокий бой. Тем временем Михальский не переставая призывал поляков на помощь. И вскоре на его отчаянный призыв откликнулась еще одна хоругвь, расстрелянная точно так же как и первая.
— Но ведь это же, правда. Моя жизнь кончена и лучше бы мне умереть прямо здесь…
— Не за что, Елизавета Федоровна! И это, ты бы голубушка, сидела бы пока в Кукуе… народишко в последнее время какой-то злой в Москве, далеко ли до греха. Уж мы в Думе велели стрелецкому голове Максимову караулы перед вашей слободой усилить. Там безопасно будет.
— Благослови вас дева Мария, благородный пан! — поблагодарил он Михальского, с сожалением отставив пустую посуду.