Как это часто бывало, пока самые храбрые и достойные воины отчаянно дрались подставляя грудь под вражеские сабли и пули, остававшиеся внутри укреплений вояки отнюдь не отличались ни отвагою, ни дисциплиной. "Московиты ворвались внутрь лагеря!" — Подобно молнии пролетел среди них слух, поразивший нестойкие сердца. Одни в панике кинулись к своим коням, надеясь, что их резвость спасет владельцев от гибели или плена. Другие, кому не хватило храбрости даже на это, забились в страхе под уцелевшие еще возы и принялись ожидать своей участи.
— Государь, она больной сказалась, дескать, спать буду. А Янка, чтобы ему иуде ни дна, ни покрышки, мне все зубы заговаривал. Латыни учил, да счету немецкому. Потом сказал, что ему до ветру надобно, да и вышел прочь. А паненка тем временем полотно разрезала на шатре и выскользнула, гадина. Я ждать пождать, а его нету! Заглянул за занавесь, а ее тоже нет. Я к коновязи, а двух коней нет. Спрашиваю у караульных кто взял, а они мне отвечают, думали что я!
— Да, помню, — помрачнел Владислав, которому было неприятно это воспоминание, — но все же пригласи их.
Не знаю, кто придумал фразу "утро добрым не бывает", но в последнее время именно так и случается. Не успел я продрать глаза и слуг чтобы принесли умыться, как в шатер буквально ввалился Михальский и "обрадовал" мое царское величество.
Упоминание об Иоганне Альбрехте не доставило Лизхен удовольствия и она с досадой посмотрела на служанку, стараясь по-быстрому придумать какую-нибудь грязную и неприятную работу для нее.