– Сядь на меня, – языком ведет по груди, и я вижу этот наглый язык... этот влажный след от него на коже. О божеее, я сумасшедшее порочное животное, и меня простреливает разрядами электричества от вида этих губ, скользящих по моему телу, – сядь на меня сверху, Оляяя.
– Красивая... ты не представляешь, насколько ты красивая. Везде, – опускает взгляд вниз, где ритмично двигаются его пальцы, и от них расходятся электрические разряды дичайшего удовольствия. Он ускоряет трение, сжимает двумя пальцами, приближая дьявольскую агонию, словно вспарывая мне лезвием наслаждения нервные окончания. И я смотрю на его лицо, на бешено пульсирующую жилку на лбу, на раздувающиеся ноздри и гримасу сладкой боли, исказившую черты. На то, как напрягаются мышцы его рук, и как он закатывает глаза каждый раз, когда с моих губ срывается стон.
В шею целует липко как-то, не приятно, и я сама не поняла, как отталкивать его начала. Оттягивать от себя за шиворот.
– Просто с парнем, потому что как все, или с этим парнем?
У меня там... у меня там Вадим один совсем. Гордец чертов, гордееец. Какой же он... дурак! Смеюсь, а по щекам все равно слезы текут от облегчения и от понимания... понимания того, как сильно люблю его и не могу больше отказываться от него. Дня не могу без него, минуты не могу и секунды. Как воздух он мне. Воздууух мальчишка этот сумасшедший. Он мой воздух отравленный, он мой кислород самый чистый. Плевать на все.
– Но как же так, Тась? Почему? А учеба? А поступление?