Дыхание учащается не только его. Но и ее. Грудь вздымается и опадает, а у него вообще под ребрами свистит и ходуном ходит.
Я резко подняла голову и увидала ту самую Валечку в коротком халатике с хвостиком на затылке, туфлях на каблуке. Ладная вся, сбитая, как сказала б моя мама «кровь с молоком». Она поднималась по лестнице. И я совершенно неожиданно для себя бросилась за ней.
– Я тоже пирога хочу. Могли бы при мне и не чавкать.
– Что ты молчишь, Василий? Я тебя как учила разговаривать с гостями? Ты же знаешь, что надо улыбаться, в глаза смотреть, быть приветливым и ласковым, и тогда тебя обязательно усыновят.
– А вы поженились, да? А где мы будем жить? А я могу называть тебя мама? Или это неправильно? Ведь он мне не папа, а брат. Тогда как?
И я искренне надеялась, что больше не встречу того мерзавца никогда. Я ошиблась. В тот день с утра были пробки, и машины стояли чуть ли не на тротуарах. По понедельникам всегда так – яблоку негде упасть. Мне пришлось свою бросить за два квартала от офиса. Даже платная стоянка была забита, а я вышла на работу не рано, с утра до ночи делала частные переводы. Надо было на поступление поднакопить, а у мужа я не любила выпрашивать. Я вообще не любила чувствовать себя кому-то обязанной. Задержалась допоздна, сама не заметила, как начало темнеть. Уборщица постучала вежливо в мой кабинет. Намекая, что пора бы и честь знать, ей из-за меня тоже задерживаться придется.