Ничего не изменилось, он по-прежнему полосовал нервы похлеще опасной бритвы. И сердце болезненно сжалось, скрутилось в камень, больно отстукивая о ребра. Нет, он не вызывал жалости, не вызывал даже сочувствия. Он смотрел на меня со злобой. С самой откровенной и бессильной злобой, какую только можно испытывать к человеку. Словно это я была во всем виновата, словно он хотел бы меня сейчас убить.