Его еще в первый раз в подъезде торкнуло. Она по лестнице шла, и он сверху смотрел, как поднимается, и в такт каждому шагу у нее грудь под блузкой колышется, из-под темного шелка видно краешек черного кружева, и колени, затянутые черными колготками, мелькают в разрезах узкой юбки. А еще волосы. Очень густые. Пышные, как с обложки журнала, прядями на плечи падают.
– Я подумаю об этом обязательно. И созвонюсь с вами.
– Может, Вовку взять с собой? Мужик все же. А если это опять те отморозки, Оль? Мне страшно!
А как смотрю? Задала себе вопрос и ужаснулась ответу. Точнее, ответа не было, я даже не смогла дать его про себя, не то что вслух. Надо занять свои мысли чем-то. Надо переключиться. Может, Вове позвонить, встретиться как-то, отвлечься... а потом – куда встретиться? Мне дочь сменить надо через несколько часов, ей заниматься нужно. Замкнутый круг какой-то.
– Мать Вадика добрая женщина была, всегда к Евсеевне приедет и прибраться поможет, и огород прополоть, продукты возила, а та все себе и под себя гребла. А ладно, что я тут рассказываю. Оно вам не надо. Пойду я. Если что, я через дом живу. Анфисой Николаевной меня звать. Баба Анфиса. Молочко или яйца свежие, если надо – заходите.
Антон Юрьевич обернулся ко мне и усмехнулся, а Вадим резко поднялся и почти сел на кровати, стиснув до скрипа челюсти.