Я усмехнулась, сжимая сотовый дрожащей рукой.
– Ладно. Несите, что там у них есть, я тоже поем.
Господи, неужели так видно, как я к нему отношусь? Я же просто ухаживаю. Я же не лезу, не висну на нём. Да мы почти не разговариваем... Что за бред всем лезет в голову, у меня что – на лбу все написано? В каком месте я веду себя по-идиотски, что всем это видно?
– Раиса Федоровна, к Войтову пришла родственница. Да. Хорошая женщина, очень приятная, не то что этот... ну вы поняли. Приведите Васю в коридор, познакомьте с ней. Потом проведите на площадку.
Я вспомнила рассказ дочери о гонках за деньги и даже не представляла отчаяние Вадима от его нынешнего положения. Все его надежды просто сгорели в пепел. Я наклонилась и поправила шапку на голове мальчика.
Но я ужасно по ней скучала, и моя жизнь превратилась в унылую череду одинаковых дней и бессонных ночей. Будильник все еще трезвонит, чтобы поднять меня разбудить ее в школу и, приходя в пустую комнату, смотреть на медведя у подушки, кутаясь в халат, прислонившись к косяку двери, вспоминать, как каждое утро вот так приходила сюда и как менялось ее тельце в моих объятиях с каждым годом, и все же ритуал оставался неизменным, она всегда обнимала и целовала меня.