Едва он это сказал, я подвернула ногу, шпилька застряла в дырке между плитами тротуарной дорожки. Он расхохотался, трогая разбитые губы. А мне захотелось врезать ему сумочкой по башке, но на нем шлем, и я стиснула в бессильной ярости челюсти, тяжело дыша через нос.
Моя хорошая девочка. Такая добрая, такая заботливая. Чем только заслужил такую гаденыш этот бесноватый.
Вот и сейчас подошла, по волосам провела, скулу погладила. Долго на лицо его смотрела – сегодня уже не такой белый, и губы чуть порозовели.
Я легла к нему на плечо и повела кончиками пальцев по гладкой коже, повторяя рисунки его татуировок. Он мне не ответил, а я не спросила еще раз. Может быть, я рано задаю свои вопросы. Не время еще. Не готов он откровенные ответы мне давать.
Кто-то из них стал позади от меня и тронул за плечо, я повела им, сбрасывая руку.
Молчит, только пальцы, кажется, сжались еще сильнее, потянули пододеяльник. Нервные, длинные. Я бы сказала, что у него пальцы музыканта. Красивые, ровные. И эти татуировки на фалангах... они больше меня не шокировали.