– Потому что сердце мамы самое большое в мире и там хватит места на всех. Просто если кто-то совсем маленький, с ним приходится проводить больше времени.
– Местр Халлоран, я вас ненавижу! – рыкнула я, едва в трубке раздался щелчок, а потом нажала отбой и уставилась на свое отражение в блестящем чайнике.
Руки заледенели, и я невольно сложила ладони вместе, не зная, куда их деть. Рэйнар обещал, что история с файлами останется между нами, но… видимо, теперь уже не останется. Потрясение понемногу отступало, на смену пришла горькая детская обида, места для которой во мне уже не должно было остаться.
А потом мягко притянула ее к себе, позволяя уткнуться лицом в куртку и глядя поверх растрепанных разноцветных прядей на растекающиеся по станции людские потоки. Танни плакала мне в плечо тихо, вздрагивая всем телом, я же все крепче сжимала ее в объятиях, осторожно гладила по голове. Почему никто не говорил, что быть иртханессой – это чувствовать так… проникновенно. Яростно. До глубины сердца, до сбивающегося дыхания.
– Пусти! – С губ срывались хрипы. – Пусти меня к нему! Отпусти!
Общество иртханов дружно молчало. То есть что они думали по поводу моего выхода на сцену, я могла представить, но сила огня, оборот и спасение города заткнули фонтан неприязни мегатонной расплавленного металла. Теперь ни один правящий при виде меня глаз не отводил и общался на равных. В частности, когда я давала показания по поводу Норгхара, Шахррейнов и Аррингсхана, пообщаться пришлось со многими.