Обстановка кабинета давила своей мрачностью — огромные семейные портреты в массивных позолоченных рамах — сплошь мужчины в орденских лентах и париках — гордость семьи герцога, казалось, они взирали с осуждением.
— По рукам. Но не вздумайте жульничать! — произнесла она, подняв палец.
— Разумеется, мессир Форстер. Но, боюсь, следующей будет кадриль и я уже обещала её другому синьору.
— То есть, вы считаете, что можно и предать свои принципы ради тех, кого любишь? — спросил Форстер.
Презрение Таливерда или Домазо он бы мог терпеть без проблем. Ведь он вынес когда-то немало издевательств ради спасения своего дома. Он научился быть глухим к подобного рода насмешкам победителей, и ради Торговой палаты вытерпел бы их хоть триста раз, но…
— Помните ту шляпку, за которую вы отчитали меня в экипаже? И те коробки с платьями, и конфеты, что вы видели — я вёз это ей.