— Вашу проповедь насчет того, как вам всё во мне не нравится? — он рассмеялся. — Такое вряд ли забудешь.
— Тогда, простите моё любопытство, — произнесла Габриэль, чуть отпуская повод, и позволяя лошади тянуться за травой, — но как вы оказались в королевской армии и, уж тем более, в Бурдасе? Если все здесь считают южан захватчиками, как вы сами могли присягнуть чужому королю и стать колонизатором? Стать тем, кого ненавидите в южанах? Ведь для Баркирры нет разницы: гроу или туземцы Бурдаса. Южане захватили и тех, и других.
— Знакомая… моей семьи, — уклончиво ответила Габриэль.
— А любая и не может, — ответила Ханна за хозяина, — ежели бы любая могла, то тут бы все горы были в южанах, как сироп в муравьях. А мона Джулия была, да хранят Боги её покой, настоящей гроу. Да вы не кипятитесь, синьорина, никто же от вас и не ждёт, что вы сможете более-менее работать наравне с гроу, или хоть бы вон из ружья стрелять. Я уж не говорю про лошадей — нечто может дэлья роса объезжать пастбища, как я или Клара.
В тот вечер она не стала гулять, а ушла в свою комнату и не спустилась к ужину, сославшись на головную боль. То, что её хотели убить с помощью молнии, казалось довольно странным, и верить в это её разум отказывался, не смотря даже на то, что она прочла в книге о легендах. Но вот то, что её лошадь могли накормить волчьей травой, это было вполне возможно. Более того, она не сомневалась, что это сделала Ханна. Габриэль долго думала об этом, сидя на подоконнике и глядя на небо, полное звёзд, и решила завтра поговорить с Ханной откровенно — сказать ей, что знает о волчьей траве. И сказать о том, что она уедет через две недели и больше не вернётся — Ханне не стоит больше беспокоиться об этом. А в том, что та не выдаст её секрет Форстеру, она была уверена.
…Как же одиноко ей здесь! Совсем как этой розе посреди шиповника…