Она остановилась на первой ступеньке лестнице и посмотрела наверх, туда, откуда доносился громкий голос Ромины, распекающей служанку за нерадивость. Все гости разошлись, и в полумраке лестничной площадки Габриэль и Форстер оказались одни.
Она задула свечи и залезла под одеяло, и в то же мгновенье услышала какую-то возню в коридоре, а затем дверь осторожно отворилась, и в комнату вбежал Бруно. Нисколько не смущаясь, помахал хвостом, прыгнул на кровать и улёгся рядом.
— Они её не видели, она сидела на скамейке, вон там за статуями, — горячо шептала Фрэн, — в общем, она не всё слышала, но этот Форстер считает, что раз он богат, то любая девушка сотрет туфли от счастья, танцуя с ним балу. Как-то так он выразился. Удивился, что ты не замужем и сказал, что выходить замуж по любви это редкая глупость.
— В Трамантию? Пречистая Дева! Да это же край земли! — воскликнула служанка, осеняя себя охранным знаком.
И, конечно, любой воспитанный южанин сделал бы вид, что не заметил этой неловкой ситуации, он бы склонился, но не стал касаться руки губами, соблюдя лишь формальность, и тактично переведя разговор на красоты местных видов или обсуждение церемонии, отвернулся бы, позволив даме исправить досадную оплошность.
— Ну, там — сырой порох или норовистый конь, или вы станете прятать пересчитанных овец в лесу, вы же понимаете? — ответила она с саркастичной улыбкой.