– Какая восхитительная ненасытность, – тихо засмеялся он, пощекотав дыханием мое ухо. Крепко обнял, окутав теплом, своим запахом, ощущением уверенной, спокойной силы. – Я бы с огромным удовольствием не давал тебе спать всю ночь, но нельзя. Тебе же от такого будет хуже. Ничего, завтра продолжим, – утешил он со смешком, подхватывая меня на руки.
– Есть еще одна деталь, – осторожно начал я. – Навязчивое желание причинить боль и отобрать жизнь, которому приходилось регулярно давать выход. Я убивал приговоренных к смерти преступников, достаточно мучительно убивал. Если собрать их всех, можно наполнить приличную тюрьму, – я чуть поморщился, настороженно следя за реакцией даны.
– Несложно придумать наказание даже тому, кто любит боль, – возразил я, внутренне удивляясь собственному спокойствию.
– Будет слишком грубо с моей стороны ответить, что не хватало ему ума? – Даор тонко улыбнулся. – Он оказался ярым сторонником этой новомодной идеи, народовластия. Эти люди утверждают, что, дескать, у кесаря и аристократии слишком много власти, и управлять должен простой народ.
Очнулся, стоя над искореженным креслом. По пальцам разливалось онемение, как обычно бывает после применения силы. Темный пол устилали палые листья – разлетевшиеся со стола бумаги. Что случилось со столом, я не помнил, а обернуться и посмотреть не решался: чувствовал, ничего хорошего.
– Во что я верю, мы сейчас не обсуждаем. А это может быть, скажем, лучший друг, погибший у него на руках, в смерти которого Ив винит себя, – Хала неопределенно развел руками. – Или и в самом деле воплощение Хозяина Пашни. Пойдем, Рина, провожу, хватит с тебя на сегодня.