Александр Дьяк ушел в заднюю комнату и вскоре вернулся с небольшой холщовой сумкой.
Поскольку разглядеть меня через залитое дождем ветровое стекло никто из наблюдателей не мог, я спокойно проехал в соседний двор и оставил броневик в арке. Запер его и по пожарной лестнице взобрался на крышу. Дома в этом районе теснились друг к другу, расстояние между скатами крыш не превышало полуметра, и перебраться с одной на другую не составляло никакого труда. Главную опасность представляли отчаянно скользившая под ногами черепица и резкие порывы постоянно менявшего направление ветра.
– Это значит, что анализы в норме, – пояснил лейтенант Грейс. – Собирайтесь, виконт.
– Быстро ты! – язвительно хмыкнула при моем возвращении Елизавета-Мария, не переставая стряхивать метелкой пыль.
Удивительно, но, отлично разбираясь в чужих страхах, я был не в силах справиться с собственными. Трус – это как невидимое клеймо на всю жизнь.
Лицо противника в ответ на это утверждение осталось совершенно бесстрастным. Аристократической утонченности в нем не чувствовалось, скорее, он походил на преуспевающего дельца или театрального импресарио. Тоненькие усики были щеголевато завиты, брови выщипаны, дорогой костюм алел свежей гвоздикой в петлице.