Удивительно, но, отлично разбираясь в чужих страхах, я был не в силах справиться с собственными. Трус – это как невидимое клеймо на всю жизнь.
Лицо противника в ответ на это утверждение осталось совершенно бесстрастным. Аристократической утонченности в нем не чувствовалось, скорее, он походил на преуспевающего дельца или театрального импресарио. Тоненькие усики были щеголевато завиты, брови выщипаны, дорогой костюм алел свежей гвоздикой в петлице.
– Теодор, ты не убирал из прихожей ковер?
– Спокойствие, виконт! – попросил сиятельный и уточнил у прошедшего в зал детектива-сержанта: – Что с броневиком?
– Не важно, – отмахнулась Елизавета-Мария. – За несколько дней под открытым небом от них останутся одни лишь кости.
– На задний двор! – крикнул я, лишь чудом ориентируясь в непроглядной тьме пустого дома.