Наши танки открыли шумный, но бесполезный огонь по немецким машинам из своих автоматических пукалок, одновременно начав энергично разворачиваться назад. Блин, вот тут они явно поторопились, поскольку положенной по диспозиции второй ракеты я еще не давал…
Все трое были с пистолетами в руках и немедленно выпалили в мою сторону. Я закинул брезентовый ремень опустевшего «ППШ» за плечо и вытянул тяжелый «Люгер» из набедренного кармана.
А я, в момент когда все мы, то есть «найденыши», вернулись на аэродром, уже и сам начал понимать, что со мной происходит какая-то фигня. Поскольку с момента пробуждения в траве я ощутил, что одет я явно как-то не так, как в момент нашего поздневечернего выезда.
– Ты что, сержант, с ума сошел? – изумился Никитин, и его лицо сразу приобрело выражение прямо-таки святого с иконы. Такая физиономия в те времена могла быть у человека, которого вызвали на партсобрание и «прорабатывают» за аморальное поведение, угрожая «выговором с занесением». Но чувствовалось, что капитан Никитин был из таких, кого без хрена не съешь. «Припрут к стене – откажется», как пел один наш классик…
– Ага, – понимающе хмыкнул старшина и, оценивающе оглядев меня с ног до головы, вышел куда-то в сени. Через пару минут он вернулся, неся новые, пахнущие складом (пылью и нафталином то есть) ватник и ватные штаны.
– Так это же сколько горючего он должен жрать?! – задал риторический вопрос Федотов.