Губы дракона изогнулись в усмешке, когда я запрокинула голову, пытаясь в его лице найти ответ на так и не заданный мною вопрос: кому он не отдаст?
После я вложила руку в открытую ладонь чернокнижника. Что ж, если те, кому я верила, предали меня, то почему бы тому, кто хотел меня убить, не помочь мне?
Разыгранные мною неуклюжесть и смущение возымели эффект: у служанки разгладились поджатые губы, в глазах промелькнула тень сочувствия, словно она хотела помочь, подать руку, но не сделала этого.
Хозяйка всплеснула руками при виде меня и расцвела улыбкой, узрев полуобнаженного Йона. Μетелка, которая на улице оставаться не возжелала, удостоилась испуганного вдовьего «ой».
Но не успела остановиться, поприветствовав спиной осиновый ствол, как ровно на то место, где мы секунду назад изображали с Броком бутерброд, врезался фаер. Прелая листва под ним тут же обуглилась, в нос ударил запах гари. А ведь там могла оказаться я.
— Победила, — честно ответил дракон. — Да, я та ещё сволочь, которая просто хочет узнать правду, но связана этой проклятой клятвой. Я не могу причинить тебе вреда. Лишь напугать, пусть и перешагнув через себя, играя роль насильника. Но ведь именно так, вы, люди, о нас и думаете. О каждом из нас.