И он улыбнулся, любезно и вежливо, словно только что вел светскую беседу о погоде, к примеру, а не говорил совершенно чудовищные вещи!
— Прости, любимая, — хрипло произнес Норт.
— Между тем, устройство мира легко поддается анализу, если принять во внимание тот факт, что существует один мир, и двадцать три его отражения.
Добежала до комнаты, вошла, захлопнула дверь. Увидела Гобби, сидящего за столом с бумагами, приветственно кивнула ему и рухнула на пол, теряя связь с окружающей действительностью.
И он посмотрел на меня. Требовательно и с решимостью сверкнувшей в глазах. Затем молча взял меня за руку, поднял ее и продолжая пристально смотреть мне в глаза, прижал раскрытую ладонь к своей груди. Прижал так, что я отчетливо ощутила и прикосновение к его коже, от чего безумно смутилась, и мощное биение его сердца. Все ускоряющееся биение.
Он выглядел потрясенным до глубины души, которой у отступника не было. Потрясенным настолько, что едва ли мог говорить. Он поднимал руки, ронял их, потерял в процессе одно из своих колец и даже не заметил этого. Вскочил, прошелся по комнате, что-то бормоча, остановился, снова недоуменно оглядел меня, растер лицо руками, растопырил пальцы — посмотрел нам меня в щель между ними, выругался, опять же помянув все проклятые эксперименты. А затем решительно вернулся за стол, сел, деловито придвинув стул и скомандовал мне:- Так, иди сюда, недоразумение.