Ли не понимала, что происходит. Взгляд Ястреба стал мутным, тяжелым, как у пьяного, и надо было его оттолкнуть, накричать, но… пальцы мужчины внезапно погладили сквозь ткань одежды набухший сосок, и острый будоражащий импульс вспорол тело, отдавшись сладкой ноющей болью внизу живота. Между ног стало так горячо, что захотелось кричать.
Оливия рассеяно моргнула, а фэа-торн подняв ее на руки, быстро закружил, теряясь в толпе танцующих.
— Про Раунга? — вскинувшись, сверкнул глазенками Лэйн.
— Нет, не будут, — дождавшись, пока Оливия сделает глоток, небрежно обронил Касс. — Мы им сами ее объявим.
По спине Оливии пробежал легкий озноб. После холода гор тело птицы было таким горячим, что девушка, не раздумывая, засунула руки под длинные перья, добираясь до опьяняющего жара кожи. Она копошилась подмышкой у ястреба, блаженно прижимаясь к нему то грудью, то одним, то другим боком и едва не растекалась лужицей от ощущения накатывающей на нее волнами теплой неги. Теперь Ли понимала, как чувствуют себя маленькие птенчики под огромным маминым крылом — тепло, надежно, умиротворенно. Охотница прижалась щекой к густому подпушку, провалившись в него, как в меховой воротник. Он был такой мягкий и шелковистый, что девушка, блаженно жмурясь, потерлась о него носом и ладошками.
Глухой стук упавшего на пол инструмента в образовавшейся тишине прозвучал как удар грома. Сильные руки неожиданно жестко легли ей на плечи, стремительно разворачивая лицом к себе. Она хотела что-то сказать, но не успела. Губы мужчины внезапно накрыли ее, и такой же сумасшедший, как и его музыка, поцелуй обрушился на Ли как шквал, бушующий шторм, сходящая с гор лавина, накрывающая с головой, забивающая глаза, нос, рот так, что ни вздохнуть, ни пошевелиться.