— Что-то о потеряных возможностях, о силе рода. О возвращении былого величия… — Ли теперь и вовсе не понимала, к чему клонит герцог.
— Не надо сквернословить при моей жене, — погладил драконицу Касс. — А то вдруг она обидится, и все… — нагло подмигнув Урхурту, предупредил герцог. — Был фэа-торн — стал жареный бекон.
— В филейных, — облизнувшись, Касс указал взглядом на обтянутую брюками аппетитную пятую точку жены.
— Дроу, — зло ответил Тиль. — Они напали, когда мы отмечали Yulа * (праздник зимнего солнцестояния)* Стрела была отравленной.
— Ли моего любимого кролика приготовила, а еще гуся с яблоками и гречкой, и пироги с грибами и мясом, и узвар…
Впервые в жизни ему не хватало ни сил, ни сноровки, ни опыта, чтобы догнать движимого обидой и злостью дракона. Собственное бессилие безысходным отчаянием разливалось в крови, душило, оглушало и сумасшедшим пульсом билось в голове. Безусловно, барьер, почувствовав магию дракона, пропустит ее, но, Всевидящий, как же было страшно, что что-то может пойти не так, и самое отвратительное, что винить за произошедшее, кроме себя, Кассу было некого.