Их кучковалось там не меньше полусотни, таких жутких образин я даже в Ганту не видел. Полсотни – это только крупных, таких, что больше лошади. И все они разом посмотрели на меня. Я имею в виду – все демоны. Настал момент мертвящей тишины, Серый за моей спиной даже сопеть перестал (наверное, дыхание сперло), а потом Пограничный внятно прокашлялся.
– Ну, дядя испугался, что он может о нас рассказать, и пытался его зачаровать, но ничего не получилось. Он вышел из дома и словно исчез.
Только что будущее этого города было отмерено и взвешено и утомленно брело навстречу неизбежному под равнодушными лучами дневного светила. И вот его уже нет. Ни на секунду не перестав быть, все окружающее меня родилось заново. Растерянное, юное и свободное, совершенно свободное во всех своих будущих грехах и победах, горе и радости. Переродившееся.
Что-то мне уже нехорошо от такого приема.
– И не надо, – тряхнул отросшими патлами перевертыш. – Дурацкое имя.
Шаман приготовился к смерти, но не к тому, что последовало – из древнего Знака в пещеру выплеснулась Тьма. Сознание Иракеля захлестнул непроглядный мрак, он не был ни холодным, ни горячим, ни душным, ни бездонным, никаким. Только вязкая, вкрадчивая чернота, обволакивающая чувства и разум. Откуда-то Иракель знал, что единственный способ избавиться от нее – забыть, убедить себя в том, что ее не существует. На это простое действие шаману потребовалась целая вечность.