– Мышка, не смотри на меня так, словно я раньше в гестапо работал. Я, между прочим, два года жил у одинокой школьной учительницы! – заметил котофей, царапая когтями столешницу.
– И что теперь делать? – спросила я Просперо.
Через минуту он появился с табличкой, на которой большими неровными буквами были написаны расценки. И прикрепил ее к дереву на уровне глаз.
Я поставила свою корявенькую роспись. Крестный свернул документ в трубочку и отправил обратно… в зеркало.
Я развернула и прочитала письмо, адресованное маме и папе. К концу послания, написанного корявенькими буквами, я просто рыдала. Крестный прижал меня к себе и утешал.
Нет, ну действительно! Нас с Робинзоном роднила одна вещь. Любовь к Пятнице. Эта любовь закрепилась у меня на подсознательном уровне, в виде формулы: «Пятница – это хорошо!» И плевать, что у меня ненормированный рабочий день и ненормированная рабочая неделя, пятницу я почему-то до сих пор уважаю. На интуитивно-генетическом уровне офисного планктона.