Солнце, зависнув на мгновенье над черным зевом расщелины, все ж нырнуло в нее, предпочтя разумный суицид неразумному противостоянию главе рода Тафано. И Нкрума остался в гордом одиночестве.
Матушка, помнится, в тот раз впервые голос повысила.
Нкрума увернулся и полоснул по хвосту когтями, аккурат между тонкими чешуями, а потом подобравшись прыгнул. Ему повезло. Ракан был крупным, слегка замерзшим, а потому медлительным. И, похоже, он давно ни с кем не вступал в схватку.
…гравилет поднялся, медленный и степенный, освобождая площадку для новых гостей… а их все прибывало и прибывало.
— Давай меняться? — предложил айварх. — Ты даешь слово, что поможешь мне, а я ее отпущу… я слышал, что ты за свое слово держишься…
Плакать я умела. Как говорится, тяжелое наследие школьного актерского кружка, в котором мне, словно нарочно, подсовывали трагические роли. А я по наивности полагала, что главным мерилом трагичности является объем пролитых слез.