Цитата #50 из книги «Свободная территория России»

Прошла ночь, зарозовело утро, начался новый день, навалились утомительные заботы и нудные хлопоты. Совещание началось сразу после завтрака в задней комнате столовой. Долгие годы это небольшое помещение служило кладовкой, окон здесь не было, сырой воздух был насыщен запахом гниющих бревен, капусты и мышиного помета. Керосиновая лампа на крючке освещала серьезные лица восьми человек, среди них были знакомые нам персонажи — они составляли штаб восстания. Ни скамей, ни стульев здесь не было — присутствующие расположились на бочонках, ящиках, мешках и алюминиевых бидонах. К сожалению, тара была пуста — селедка и тушенка съедены, молоко выпито, а мука израсходована на выпечку ржаного хлеба. Обсуждение длилось уже час и Глебов успел обрисовать безрадостную продовольственную картину — продукты заканчивались, а дары природы, т. е. сбор ягод, грибов и охота на лесную живность, не могли поддержать существование тысячи человек. «Впереди голод,» говорил Вождь. «Даже если бы мы были обеспечены продовольствием, то все равно нам не сдобровать. МВД пришлет войска и уничтожит нас. Каковы наши возможности? Попрошу Сергея Павловича ответить на этот вопрос.» Сергей поднялся с кучи мешков и ступил в пятно света. Он выглядел отдохнувшим, немного заспанным и почти счастливым. Жизнь рядом с Машей пошла ему на пользу; к нему вернулись осанка, уверенность и оптимизм. Жена следила за ним: она постирала и выгладила ему рубашку, вычистила пиджак и повязала галстук. «Господа,» обратился он к своей маленькой аудитории и те, кто никогда не жили вне СССР, вздрогнули. «Господа, нашему восстанию уже две недели, но перспективы на его расширение пока нет. Окрестные лагеря молчат и так и не узнали о нашей борьбе.» «Послать гонца, вот и весь сказ,» захрустев досками, пошевельнулся на ящике Харитонов. «Неверно,» Сергей иронически взглянул на взводного. «Так мы потеряем надежного человека. Я уверен, что тревога объявлена по всему ГУЛАГу и начальство начеку. Возможно, что они уже допрашивают подозреваемых и вынюхивают нет ли подобных складов оружия и у них.» «Что же делать?» пробасил Пилипенко, отряхивая пепел с рукава своего ватника. «Я думаю, что мы должны идти туда большим отрядом,» повернулся к нему Сергей. «У нас имеется 370 единиц стрелкового оружия. Мы справимся с тамошней ВОХРой и освободим наших братьев. Мы вооружим их захваченными у охранников автоматами, может быть, если повезет, мы найдем схроны с винтовками; затем двинемся к следующему лагерю. И так до конца, пока вся Колыма не будет в наших руках.» «А что мы будем кушать?» шутливо поинтересовался Глебов. «И во вторых: советская власть не будет сидеть сложа руки. Чтобы остановить нас, она пришлет самолеты и парашютный десант. Вот если бы все восстали одновременно, то картина была бы другая.» «Сейчас надо спасать то, что есть,» высказался Перфильев. «С такой силой как у нас надо идти на Магадан, захватить там плавсредство и отплыть в Японию.» «Вряд ли это получится,» образумил его Вождь. «Первое. В Магадане расположена большая воинская часть. Второе. Даже если мы побьем их, то понадобятся несколько пароходов, чтобы разместить тысячи человек. У нас будет долгий путь через Охотское море. В пути нас обязательно атакует Краснознаменный Тихоокеанский флот. Даже если кто-нибудь из нас уцелет и мы доберемся до цели, я сомневаюсь, что Япония предоставит нам политическое убежище.» «Нас примет США или Канада,» предложил Пилипенко. «Мой дядя живет в Торонто и работает инженером.» Он с превосходством посмотрел на окружающих. «Конечно, США и Канада примут нас с распростертыми объятиями, встретят как героев и снабдят всем необходимым,» втолковывал Глебов, «но путь туда лежит через Чукотку. Сталин сосредоточил там значительные массы вооруженных сил, предназначенных для «освобождения» Аляски. Нас слишком мало, мы не пробьемся.» «Выходит, что все варианты плохие?» уныло произнес Харитонов. Наступило долгое молчание. Под полом возились мыши, по крыше барабанил дождь, через стены с улицы проникали выкрики и ругань. «Не забудьте, что у нас пленные в ЗУР. Их надо содержать,» напомнил Пилипенко. «Зачем они нам?» раздался хор голосов. Здесь мнения разделились. Одни хотели пленных отпустить, другие — ничтожное меньшинство — требовало расстрела. «Давайте проголосуем,» закончил спор Глебов. «Кто за то, чтобы пленных освободить, прошу поднять руки,» и высоко выставил свою правую ладонь. «Шестеро против двоих,» пересчитал он. «Отпускаем. Сделаем это сегодня после обеда. Накормим их в последний раз и пусть идут пешком к своим в Магадан.» «В сейфе лагпункта мы нашли 38 килограммов золотого песка и самородков,» сказал Перфильев. «На это можно купить тонны продовольствия, оружия и боеприпасов. Только смогут ли наши послы пробиться через окружение?» «Какое окружение?» удивилась Оксана. Она была включена в штаб и представляла женщин з/к. «Наши патрули замечали неизвестных, слоняющихся в лесу вокруг зоны,» повернулся к ней Харитонов. «При нашем приближении они убегают.» «Это страшно,» невольно поежилась женщина. Опять замолчали, понимая, что главный вопрос так и не решен и уходить былo нельзя. От многолюдства воздух становился спертым, да еще кто-то из сидящих сзади закурил. Пот заблестел на лицах собравшихся, но все, опустив головы, терпели. Потом раздался негромкий спокойный голос Сергея, «Я вижу единственный и лучший путь — расширение восстания. Не отступать и двигаться к поставленной цели. Продовольствие мы добудем охотой. Что вы об этом думаете?» «То есть переть всей оравой на соседний прииск? Вот битва будет!» едва разжимая свои тонкие губы, задумчиво протянул Пилипенко. Все сидели молча, с тревогой ожидая, что скажет Вождь. «Я за,» молвил он. «Каково ваше мнение, господа?»

Просмотров: 19

Телеграф разнес весть о «великой победе» на Колыме. Поздравления посыпались как из рога изобилия. Шраге приходили восторженные телеграммы со всех концов необъятной родины: из президиума советских профсоюзов, общества дружбы Франция-СССР, Магаданского обкома партии и, конечно от ленинского Политбюро; один из членов его — известный в верховных кругах как «совесть КПСС» — удостоил Шрагу своим телефонным звонком. «Найдите главарей. Живыми или мертвыми доставьте к нам в Москву,» прогнусавил он, разевая пасть и завивая немеющий язык, обременный вставной челюстью. «Как у вас с жильем? Дадим вам отдельную квартиру вне очереди.» У полковника кружилась голова, вдохновленный и окрыленный, временами он чувствовал себя вторым Суворовым и Чапаевым, вместе взятыми и начал подумывать о поступлении по возвращению в Москву в военную академию им. М.В. Фрунзе.

Просмотров: 10

На следующий день встали рано. Поезда в ту пору ходили медленно, паровоз весь в клубах дыма, пыхтя и задыхаясь, тащил десять вагонов запачканных сажей; шестисоткилометровый путь в северную Германию казался пассажирам бесконечным и только вечером они прибыли в пункт назначения. К югу на фоне темнеющего, фиолетового неба вырисовывалась молчаливая гряда невысоких гор. Слабые, редкие огоньки мерцали на ее склонах. На востоке поднимался однобокий ущербный месяц, бросая сумеречный, неживой свет на обширное плоскогорье, на котором находился город. Разрушения, причиненные бомбежками американских летающих крепостей в 1943–1944 годах были к тому времени частично восстановлены на средства тех же американцев. В густеющей темноте угадывались множество домов под островерхими крышами, каналы с горбатыми мостиками, строительные леса вокруг поврежденных зданий, а также пустые еще кварталы новой жилой застройки. Лишь празднество на привокзальной площади разгоняло всеобщую тоску и уныние. Она гремела музыкой, сверканием мишуры и суетой. Люди хотели веселиться. Из шумных баров и кафе доносился смех. Огненные звуки джаза рвались из окон и дверей танцевального зала. Бешено вертя бедрами, топча каблуками и подбрасывая друг друга выше голов молодежь отплясывала румбу и свинг. Калека на костылях в поношенной шинели и с желтым, одутловатым лицом лавировал между столиками, продавая фиалки влюбленным парам. С усилием пробившись через радостные толпы к дверям отеля Кравцовы сняли комнату на одну ночь.

Просмотров: 22

С триумфом повстанцы вернулись в лагерь. Их встречали как победителей. Распахнутые ворота были украшены венками из неярких колымских цветов, собранными освобожденными узницами. Недавно вырвавшиеся из женской зоны, стриженные, в лагерных робах они столпились по обеим сторонам дороги и восторженно приветствовали отряд, заглушая своими криками звон рельса на вахте. В столовой героев ждал «шикарный» ужин, приготовленный из найденных в ларьке продуктов. Обширное, закопченное помещение было полно лагерников. Они сидели за накрытыми обеденными столами, не начинали есть, но внимали словам высокого полуседого человека в майорской шинели, стоявшего у окна. «Друзья мои,» начал он говорить спокойным уверенным голосом, отчетливо выговаривая слова. «Вы привыкли видеть во мне своего врага, начальника охранной роты. Это была маскировка. Фамилия моя Глебов и я представляю антисоветскую организацию, задача которой вернуть всем нам Родину. В 1940 году в чине полковника Советской армии я подпал под чистки и был осужден на 15 лет за измену марксисткой идеологии. По пути в заключение я сумел бежать и до июня 1941 года жил под чужими документами в Барнауле. В первый же день войны, исполняя свой патриотический долг, я добровольно явился в военкомат и был отправлен на фронт. В 1942 году я попал в плен и был отправлен в Закзенхаузен. Там я познакомился с пропагандистами из РОВС, выслушал их, согласился и перешел в Русский Охранный Корпус. Мою роту отправили в Югославию сражаться с советскими партизанами. После поражения рейха я был выдан в числе других Советскому Союзу и отправлен на каторжные работы в Экибастуз. Удалось бежать с этапа, но в этот раз я знал явки, которые мне дал РОВС и вышел к правильным людям. Так я начал подпольную работу против СССР. Кого-нибудь это может удивить?» Он замолчал, всматриваясь в своих слушателей. В ответ раздались дружные одобрительные возгласы и аплодисменты. «По своему опыту знаю, что разницы между советскими и нацисткими лагерями нет. Везде бьют и везде морят голодом. Немецкий Гитлер не хуже и не лучше Гитлера советского. Зачем его защищать? Коммунисты изгадили нашу страну. Совдепия — это, казалось бы, та же территория, тот же язык, те же города и села, но ничего русского в Совдепии нет. Это другая страна и другие порядки; за русский национализм в Совдепии наказывают. Цель советской элиты — мировое господство и коммунизм во всем мире; для этого они используют русский народ и природные богатства страны. Когда в 1941 году напали нацисты и Совдепии стало плохо, она вспомнила о русском национализме и, чтобы побудить народ сражаться, вернула нам память о русских героях и русских победах. Одним словом, когда Совдепии удобно, она делает вид, что является продолжательницей России, хотя на самом она ее губительница. Советская элита разрушила церкви, уничтожила крестьянство и буржуазию, своими безумными проектами разоряет природу, но самое главное, она лишила миллионы людей веры в Бога. Мы боремся за уничтожение Совдепии и ее правящего класса — номенклатуры. И по сей день номенклатура утверждает, что Гитлер напал на Советский Союз, хотя на самом деле они сами готовились на него напасть и завоевать всю Европу. Гитлер опередил Сталина всего лишь на несколько дней. Но что случилось, то случилось и агрессором считается Гитлер.» Глебов сделал паузу; последовало множество возгласов; слова оратора привели слушателей в замешательство; то что десятилетиями пропаганда вбивала в их сознания, в лагере было давно поколеблено, но речь Вождя внесла окончательную ясность. Они заспорили между собой, «Я думал, что нацисты хуже коммунистов,» колотил себя в грудь высокий украинец с пепельно-серым лицом. «Все они одинаковые,» доказывал его сосед по столу, коротенький чернявый южанин. «Не хочу иметь с москвичами ничего общего. Мой народ готов хоть сейчас отделяться.» «Теперь понятно почему перед немецким нападением Сталин накопил столько войска на западе,» удивленно разводил руками курносый плечистый рязанец. «Потому-то и пленных получилось с миллион,» растолковывал ему на пальцах огромный исхудавший белорус. «А зачем они Финляндию бомбили, зачем границу передвигали, зачем гитлеровцев тренировали? «Спорам не было конца и забыли даже об угощении. Глебов поднял руку и шум голосов смолк. «Восстание началось преждевременно,» заявил он, «без команды из центра. Вот к чему приводит отсутсвие выдержки и дисциплины. Остановить его уже невозможно; нам остается продолжать и сообщить другим лагерям о случившимся. Мы уже радировали о нашем успехе, но радиостанции в лагпунктах находятся под контролем тамошних особых отделов и кроме гебистов, нас никто не слышит. Мы единственная свободная радиостанция на свободной территории России.» Кравцов подошел к нему и коротко шепнул в ухо. «Мне подсказывают, что это не совсем так. Нас слышит координационный центр. Он служит связующим звеном и знает о происходящем. Мы пошлем гонцов в ближайший крупный лагерь, но это 300 километров по бездорожью. Советская армия появится здесь не раньше чем через 3–4 недели. Столько им требуется, чтобы раскачаться. Тем временем мы должны накопить силы. Люди устали, больны и истощены. Мы успеем привести себя в порядок, подготовиться и дать врагу достойный отпор. У меня все. Вопросы есть?» «Почему советская власть так на нас обиделась?» не поднимаясь со скамьи, задал вопрос плохонький, обшмотанный мужичонка с землистым лицом. Дрожащими руками он поправлял свой подпоясанный веревкой зипун. «Потому что с 1932 года рабский труд на Колыме дает СССР 26 тонн чистого золота ежегодно. Остановка приисков стала бы для кремлевских владык очень существенной потерей. Калифорния на другой стороне океана добывает половину этого, но жизнь там несравненно лучше. Куда же уходят эти бешеные деньги? Как мы жили в голоде и нищете, так и живем, а прибыль расходуется на подготовку мировой революции и вооружение, остальное разворовывается партийной верхушкой.» Голос Вождя стал похрипывать от долгого говорения и он с благодарностью принял стакан воды, поданный одной из женщин. Он медленно его выпил и, хлопнув себя по лбу, произнес, «Нельзя забывать продовольственный вопрос. На складе продуктов на три недели. Воровства не допустим. Мы создали милицию и лагерь круглосуточно патрулируется. Замечено, что блатные покидают нас. В добрый час; одной заботой меньше.» Голос из зала прервал его, «Они не верят в нашу победу и смываются до прихода войск!» Другой голос громко добавил, «Они забирают свежие трупы из морга!» «Зачем?» прокатился возмущенный рокот. «Такого никогда не было. Врешь ты все!» не уступал первый крикун. «Честно; они облюбовали упитанных, мускулистых московских чекистов; им доходяги вроде нас не нужны; разделали их топорами, как свиные туши, засолили, разложили в заплечные мешки и ушли в Якутск. Теперь ведь свободно и охраны нет.» На минуту наступила тишина; люди, пытались сделать выводы и осмыслить услышанное. «Как?» изумленно прохрипел кто-то, самый невыдержанный и от горя громко икнул. «На таких харчах они вмиг растолстеют!» язвительно гаркнула тоненькая белокурая девчушка лет шестнадцати. Грозно нахмурясь и со скрещенными на плоской груди руками стояла она в дверях. Громовые раскаты хохота прокатились под низким потолком и долго не стихали, а когда поутихли, то кое-кто вытирал глаза от выступивших слёз. Напряженные лица повстанцев помягчели, разгладились суровые складки, заискрились глаза — у них появилась надежда. Пожилой мужчина, вошедший в зал, прочитал короткую молитву и благословил трапезу. Чинно, без спешки все принялись за еду.

Просмотров: 24

В полумраке комнаты белели подушки и покрывала четырех застеленных кроватей. Они были свободны за исключением той, что стояла в переднем углу возле гардероба и тумбочки. На ней сидело закутанное в простыню человеческое существо. Черты худого и бледного лица ее были неясны, но в левой руке тлел малюсенький табачный светлячок. «Откуда вы?» надломленным, но несомненно женским голосом спросило существо. «Я из Башкирии,» солгала Маша. «Мы приехали сегодня.» «А я живу здесь месяц… И все одна,» в голосе ее послышались истерические нотки. «Нинель Ефнатьевна Полторацкая,» существо протянуло для рукопожатия свою холодную и слабую лапку. От вида ее морщинистой конечности Маше сделалось противно. Маша осторожно коснулась ее кончиками пальцев и представилась вымышленным именем. «Если вас угнетает мое курение, то не закрывайте форточку,» разрешила Нинель. «Когда я жила в Бронксе, то из-за дыма соседи ненавидели меня.» Маша сделала непонимающее лицо. «Не волнуйтесь, Нинель Ефнатьевна, я привыкла. Мой муж тоже много курит.» «Ааа…,» одобрительно протянула Нинель. «Кто ваш муж?» «Кем же ему еще быть?» притворно вздохнула Маша. «Охраняет священные рубежи нашей социалистической родины.» «Пограничник значит,» допытывалась Нинель. «Ну, а вы кто будете?» «Я по тому же ведомству, что и он. Куда муж — туда и жена.» «Это правильно. Так и должно быть — как нитка за иголкой.» «Откуда вы? Где это — Бронкс?» «Это очень далеко,» с удовольствием зажмурилась Нинель; бывалая рассказчица предвкушала внимание участливой и терпеливой слушательницы. «Я вам еще не говорила, что мы с мужем десять лет прожили в Нью — Йорке? У меня секретов нет. Бронкс это один из районов Нью-Йорка. Всем моим друзьям я рассказала об ужасных буднях тамошней жизни. Вы наша — вы умеете хранить тайны; с вами я поделюсь!» Она засмолила последнюю папиросу, достав ее из опустевшей коробки и, выпустив под потолок густой клуб дыма, немного раскачиваясь, монотонным протяжным голосом завела…

Просмотров: 23