– Согласна. Но… всё-таки… магия делает нас несколько более чувствительными и сильнее отвечающими на… ласку, скажем так. Помнишь, милый, как я, гм, повизгивала? – Она подмигнула.
– Куда… – поморщился мастер. – Не ведаю покамест. Кровь я остановил, рану перевязал. Сквозная она у неё… Ах да! И руки барышне связать надо как следует. Чтобы не затекли, но и чтобы пошевелить не могла.
– Не стоит, красавица, – сдержанно посоветовал мастер. – Не заставляй грех на душу взять. Порвала-помяла нас твоя подружка изрядно, что правда, то правда; да улизнула она-то, только пыль столбом, а тебе, получается, за неё отдуваться. Оно тебе надо, чародейка?
Ночь вокруг них замерла, блестели камни, с которых пламя Хаоса слизнуло весь снег. По-прежнему сиял магический светильник, его мертвенные лучи позволяли во всех деталях рассмотреть жуткое создание, не то спавшее бесчисленные века под жертвенником, не то как раз и явившееся «из астрала».
Отдельно, над камином, висел ковёр, на котором устроилось оружие. Пара чуть изогнутых лёгких мечей, какими сражаются обоерукие воины; цепной кистень, длинная тонкая цепь с грузиком на конце, пара двухдужных арбалетов, бандерилья с полудюжиной метательных ножей.
Она улыбалась. Улыбалась так, как встарь, сквозь опыт и умение на миг проступили черты прежней Санди, что могла раскачиваться в верёвочной петле на головокружительной высоте, стараясь закрепиться на карнизе возле узкого зарешеченного окна.