— Но почему Вы этого никогда не говорили?
— Помочь? — раздалось еще ближе, чем я думала.
— На мертвеца. И пообщаться с его духом. Хватит уже испытывать терпение Вашего папеньки, езжайте домой.
— Да и нечего сомневаться. Леонтьев это, Иван Афанасьевич. У него рука сломана была в детстве и срослась неправильно. Я хорошо его помню.
Фотография Тюхтяева переехала в первый ящик стола, и более мы с Федей об этом этапе моей жизни не упоминали. Перешли, наконец, на «ты».
Ощущение стойкого счастья привлекает людей, поэтому меня приглашали танцевать как никогда, я получала множество приглашений на домашние вечеринки и небольшие балы, хоть и позже, чем того требовали приличия, но в эти дни к ним уже не так прислушивались, как в былые годы. И соглашалась, причем не только в пику мужчине с третьего этажа.