Поехала налегке — с одним чемоданом, ридикюлем и Устей. Та стоически воспринимала необходимость путешествий, а после Крита вообще стала более любознательной, и порой я ловила ее за чтением.
Это что, он наш разрыв винит в том, что из фантастического любовника превратился в хищника? И кому же повезло проверять его изменившиеся пристрастия? Странно, но ревности я не испытывала, скорее соболезновала несчастным.
«Дорогой Михаилъ Борисовичъ! Въ прошлый разъ я попросила шоколадъ, котораго не дождалась. Попросила информацію, которая осталась вмѣстѣ съ кондитерскими издѣліями, видимо. Зато получила посланца Вашего, который теперь началъ раскрывать преступленія совершенно экстравагантными способами. Морально готовлю заранѣе — такіе вещи въ отчетахъ писать не стоитъ. Тѣмъ временемъ трупы всё прибываютъ. Плохой климатъ въ этомъ уѣздѣ для лицъ мужского пола.
С керосиновой лампой в одной руке и ключом, щедро одолженном доктором, в другой, я пошла к двери. Фрол рвался было сопровождать, но нам точно не нужны свидетели.
— Люся, поговори со мной, пожалуйста. — стягиваю одеяло с ноги. Поперек щиколотки при ярком утреннем свете можно рассмотреть розовую полоску шрама. Его тут раньше не было, а на Моховой ее мыла мама собственноручно, не допуская моего участия. На второй ноге то же самое, и это после лечения… Бедная моя девочка, как же тебе досталось…
Его зрачки на мгновение расширились, чтобы потом сузиться до точек.