— Может быть, Вы с кем-нибудь поговорите? — я трогательно промокнула глаза. — Хорошее дело, государственное. И Вам можно будет при случае сказать, что вся семья задействована в таком богоугодном занятии.
Устя пожимает плечами и улыбается только уголками глаз.
— А в том месте, где у Вас раньше совесть была, тоже теперь интересные ощущения? — выпалила я перед тем, как убежать к себе.
— Вы нарушаете правила. — тяжелые ладони сомкнулись на самой высокой точке и аккуратно прижали ее к земле. Причем не поясницу трогал, что характерно.
— Да я понимаю, что сердишься. — тихо произнёс он. — Думаешь, легко было тебе в глаза смотреть? Видеть, как ты убиваешься.
Вскоре этот раненый исчез, и ни он, ни его одиозный руководитель признаков жизни не проявляли. И ладно бы только они.