Я побрела прочь, не оглядываясь на вой и крики. Устя расширенными глазами смотрела поверх меня.
О чем там говорили новоиспеченные родители мне неведомо, но беседа прошла быстро, закончилась рыданиями Евдокии, которые тут же подхватил младенец. Уже во дворе этот щуплый рыжеусый мужичок потрясал кулаком и требовал избавиться от урода. Как-то сама собой открылась дверь, и отвязанная Лазорка совершенно случайно наподдала незнакомцу обоими копытами.
— У… Михаила Борисовича была коллекция камней. — обронила я в карете. — Хорошо бы ее выставить в каком-нибудь музее. Он бы оценил.
Ну вот что, мне и этого надо соблазнять что ли?
— Теперь все. Вот вообще все. — за малым исключением, но оно точно к делу не относится. А с учетом одного ночного визитера будет уже два исключения, но оба Тюхтяева не касаются.
— Папенька! — Возопила я почти от двери. Тот удивленно пошевелил бровями и начал подниматься на столом. Я же сложной дугой рванула к нему, продолжая держаться за локоть ошалевшего революционера. Мы чуть задели стол секретаря, за что я многословно извинилась, а после продолжила свой путь. И почти у самого стола изумленного родственника произошли два события — мне удалось опустить на затылок спутника пресс-папье, подобранное на секретарском столе, а а у него сорвался маневр извлечения чего-то из-за пазухи. Господин Гершелев на миг замер, повернул ко мне лицо и тут я ударила его еще раз в лоб. Точнее метила в лоб, попала в надбровную дугу, кровищи столько… И так медленно он падал…