— Нет его нигде. Ни его, ни Репина. — он в сердцах стукнул по столу. — И на что была эта скрытность?
— Вы, сударь, раз пришли, то стучать надобно. — хрипло проговорила я.
Евдокия переживала, но все проходит, и это прошло. Я записала ее на прием к ортопеду, без особой, правда, надежды. На очередной долговой распродаже купила старенькую колыбельку и жизнь потекла почти обычно. Ночной гость больше не заглядывал, а вот дневные…
— Шепетовка? — переспросил Тюхтяев. — Так там же в августе как раз преставился Лобанов-Ростовский, Алексей Борисович.
Мы задумчиво изучали пустой многоугольник слева от входа.
— Я, вообще-то, больше о тебе думал. С ним твой темперамент лучше сочетается, чем с любым из этих светских бонвиванов. — устало поведал родич.