Евдокия подняла на меня тяжелый взгляд. Об этом она еще не подумала.
— Il est impossible, женщины всегда любят это. — он взмахнул руками наподобие птичьих крыльев.
— Да, дитя… — Она перекрестилась, перекрестила меня и протянула платок, потому что мои слезы бессовестно капали не только на мое, но и на ее платье.
На прощание я раздала слугам гостинцы (всем, даже особо трусоватым) и тепло с ними пообщалась. Доброе слово — оно и кошке приятно.
А я пожалела, что была столь приветлива с этим прохиндеем. Жалела еще его.
— С 3 июня до 29 августа девяносто четвертого года. Мне понадобилось больше года, чтобы просто прижиться тут. Совсем другой язык, манеры, традиции.