На Ленина роман явно не произвел должного впечатления. «Вот вы бы написали, – ворчал он, – для рабочих роман на тему о том, как хищники капитализма ограбили землю, растратив всю нефть, всё железо, дерево, весь уголь. Это была бы очень полезная книга, синьор махист!»
Значит ли это, что социализм, по Ленину, есть совокупность реализованных инициатив, поступивших от разных сообществ – купальщиков Нейволы, рабочих Путиловского завода, нянек-кормилиц? Неточно. Тут все дело – в отношениях с собственностью; собственность – по крайней мере, на средства производства, а может быть, и на недвижимость – должна быть обобществлена. Добровольно – или принудительно? В чью именно пользу – «трудящихся»? А если трудящиеся воспротивятся такой инициативе, что – сидеть и ждать, пока они дорастут до социалистических идей? Или национализировать в пользу пролетарского государства? И позволительно ли вообще экспериментировать со сменой форм собственности сейчас, когда стране грозит интервенция, на которую надо ведь отвечать военным способом, а для этого нужна не демобилизованная, как армия, а работающая промышленность? И если вводить социализм будут сверху – то есть государство, не возникнет ли конфликт интересов: ведь цель коммунизма – отмирание государства? Или просто издать декрет – объявить «обычное» государство социалистическим, а там посмотрим, как будут вести себя люди, начнется ли эпидемия обобществления?
Что характерно, через полтора десятилетия Ленин радикально поменял стратегию – и с самой лучшей из своих улыбок услужливо приоткрывал партийные двери, калитки и ворота перед каждым, кто хотел назвать себя большевиком: на заговорщическом скелете нужно было быстро нарастить массу, чтобы организовать стихийно недовольных и использовать их стремление выступить единым коллективом как таран; в 1917-м в партию вольются десятки и сотни тысяч новых членов.
Ленин прожил в Польше больше двух лет – и угнездился там плотно, явно не собираясь трогаться с места: только в его поронинском доме жандармы забрали более десяти центнеров бумаг; причем перед отъездом Ленин с коллегой-большевиком Багоцким отобрал все самые ценные документы и запаял их в металлические коробки, которые передал знакомым полякам, чтобы те спрятали их в горах.
Один раз в июле он вдруг – сам – ушел на три дня из главного здания и поселился у А. А. Преображенского, своего алакаевского знакомого.
Любопытно, что многие воспоминания о Капри назывались, как у И. И. Панкратова, – «В Париж к Ленину». То есть Капри задним числом превратился в ловушку на маршруте ложного объезда, устроенного Богдановым – проделки Фикса! – при том, что существовала столбовая дорога к Ленину – в Париж.