Сам Моисей путешествует с Надеждой Константиновной и Инессой Федоровной – похоже, в одном купе; на этот счет есть разные свидетельства. (Точно известно, что после Стокгольма вместе с ВИ и НК в купе ехали ИФ и грузинский большевик Сулиашвили.) Зиновьев наслаждался обществом двух своих жен – бывшей и нынешней. Среди пассажиров были двое маленьких детей (со своими сложными судьбами), которых ВИ полагал себя обязанным развлекать – и устраивал с ними свою фирменную кутерьму. Двое немцев – офицеров сопровождения – присоединились к эмигрантам на границе; они делали вид, что не понимают по-русски. Ленин, увидев этих джентльменов, тут же извлек из кармана кусок мела, провел жирную черту и готов был свистеть при малейших признаках совершения заступа. В вагоне был и «нулевой пассажир», несостоявшийся: некий Оскар Блюм, который не прошел процедуру утверждения на общем голосовании в связи с подозрениями в сотрудничестве с полицией, однако пробрался в вагон.
Имея представление о темпераменте Ленина, можно вообразить, чего ему стоили эти недели в изоляции – когда в голове у него: «Если бы мы ударили сразу, внезапно, из трех пунктов, в Питере, в Москве, в Балтийском флоте…» Анализирующий события в развитии: каким образом, вероятнее всего, будут разрешены текущие противоречия, на которые обыватели обычно не обращают внимания, полагая их замороженными, – Ленин был тем «осьминогом Паулем», который должен был выбрать нужный момент. Одиночество обостряет его чувства; начиная со второй декады сентября он принимается истошно колотить ложкой по столу – пора, пора, уже сейчас, прямо сейчас, чего вы ждете?!
Исключение, подтверждающее правило; в целом Ленину, при помощи манипуляций голосами людей из своей «каморры», удавалось в Париже портить жизнь нелояльным ему социал-демократам не хуже, чем в 1918-м и 1921-м. О том чувстве обреченности, которое вызывало само существование Ленина у его однопартийцев, можно судить по иеремиаде большевика-«примиренца» Марка (Любимова), который, со слезами отчаяния «во всем, от начала до конца, в каждом событии, видит только “хитрую политику” Ленина, который “сумел воспользоваться”». Чем? Всем. Где? Везде. В Париже, в Киеве, в Петербурге – ему всюду мерещатся «ставленники Ленина» – или «дураки, поддавшиеся обману Ленина»; он рассказывает, что «после краха объединения, на которое Ленин пошел, сцепя зубы», тот «неуклонно старался проводить свой план объединения партии посредством союза сильных фракций. Он все фракции хотел отмести, кроме меньшевиков-плехановцев, но зарвался и потерял их». Ленина невозможно переиграть организационно, он всем рано или поздно навяжет свои решения; «везде и всюду Ленин. Он обдул Россию, он обошел примиренцев»; которые «все “с самого начала” предугадывали… понимали всю эту ленинскую “провокацию” все его “ходы”» – однако как не делали ничего, так и не делают. Что, совсем ничего? Нет: сидят и стонут: «Ах, Ленин; ах, разбойник». Соперники? «Ленин, точно очковая змея, заворожил их своим взглядом, и, кроме его фигуры, они ничего не видят во всей партии».
С чем вообще связана идея организовывать конклавы разношерстных марксистов? Разве недостаточно было просто проповедовать коммунистическое евангелие среди рабочих и снабжать их идеологическими булыжниками помассивнее?
На протяжении второй половины 1903-го – 1904 года РСДРП представляла собой сплошную зону вулканической активности; тонкая, только-только образовавшаяся кора не могла выдерживать напора кипящей магмы – которая всеми возможными способами, крайне неэстетично изрыгалась на поверхность, сея ужас и смерть среди тех, кто не умел быстро сориентироваться среди огненных рек; это был настоящий кризис – который, разрушив отношения между одними людьми, должен был закалить нервы других. И действительно, вокруг Ленина постепенно формируются сугубо его – уже не связанные с Плехановым или Мартовым – среда, атмосфера, спутники.