Важно понять, что Ленин был агентом не только индустриальной модернизации, но и религиозной Реформации в России. Сам он действительно видел столько же разницы между религиями, сколько между желтым чертом и синим чертом, выражаясь его словами; однако, мысля вне религиозных рамок, он через Бонча знал о том, что большевистская революция воспринималась частью крестьян как род религиозной Реформации: как попытка перетряхнуть накопленную собственность – материальную и духовную – той части феодального государства, которая называется церковь. «Лесные поляны», куда пошли работать члены секты «Начало века», были удачным экспериментом как раз в этой области.
После 9 января РСДРП вынуждена была взять курс на гражданскую войну и захват власти. Террористы-заговорщики? Многие, очень многие люди, принадлежавшие к самым разным краям идеологического спектра, в разных регионах (особенно, конечно, на окраинах империи), участвовали в стихийных выступлениях масс, «раскачивали лодку», провоцировали беднейшие слои на вооруженные восстания и погромы (иногда жандармских участков, иногда еврейских лавок, иногда банковских отделений) и тратили много усилий на то, чтобы в момент столкновения с армией и полицией оказаться достаточно хорошо вооруженными и обученными, чтобы не позволить властям мгновенно подавить заведомо более слабые рабочие силы.
Это очень сильное заявление – и по меркам 1917 года в особенности; сейчас опыт того, что на самом деле представляет собой демократия и чем она чревата, есть у многих; сто лет назад это было далеко не очевидно, а для русского общества – где Учредительное собрание было голубой мечтой – вообще немыслимо.
Землячества могли серьезно осложнить жизнь как студентов, так и преподавателей. «Реакционных» профессоров засвистывали, «захлопывали» – начинали аплодировать в начале лекции и не давали говорить – или бойкотировали, сговорившись не являться на занятия; могли швырнуть в спину моченым яблоком; студентов-предателей подвергали подпольному студенческому суду, а затем стучали по ночам в дверь и лупили. Тех, кто не открывал, выживали из университета другими способами.
Одно дело было троллить «экономистов» и «сепаратистов» при помощи книги, где легко окарикатурить их взгляды. Но вживую они оказывались опаснее, изворотливее, убедительнее, чем на бумаге, – и не позволяли лепить на себя ярлыки оппортунистов, «болота», «нестойких». Да, ленинская критика кустарничества в «Что делать?» выглядела убедительной – но как насчет бревна в собственном глазу?