Гражданская война в ленинском понимании не сводилась к проблеме подавления выступлений Деникина, Колчака и задаче удержания власти при помощи организованной системы насилия над буржуазией; гражданская (и продолжающаяся империалистическая) война воспринималась им как постоянно обновляющаяся – то более концентрированная, то разряженная – серия кризисных ситуаций; искусство политика состояло в том, чтобы пользоваться этими колебаниями для улучшения своей позиции и из каждого такого кризиса выходить с прибылью: например, признание Советской России какой-то «сложной» страной или заключение мирного договора с какой-то «важной» республикой (именно поэтому в марте 1919-го Ленин едва не заключает, при посредничестве Америки, мир со всеми белыми и Антантой на их, немыслимо тяжелых условиях; именно поэтому в 1920-м Ленин радовался заключению мира с Эстонией так, будто выиграл «битву народов» – при том, что за Эстонией остались Ивангород, Печоры и Изборская долина; но Эстония была финансовым и товарным окном в Европу, через которое можно было быстро, здесь и сейчас, нейтрализовать эффект от душащих республику «санкций»; ни Юденич, ни Колчак не признали Эстонию, хотя эстонские войска помогали белым и могли бы в 1919-м взять Петроград, – а Ленин признал). Ровно поэтому для Ленина выход из войны с немцами, чаянный «мир», достигнутый к весне 1918-го, на деле был именно «передышкой» – слово, которое так раздражало ленинское окружение: какая ж передышка, когда немцы вот-вот Петроград захватят. Мало кто понимал, что «передышка», подразумеваемая Лениным, – не в войне с немцами, а в Большой империалистической войне, которая будет продолжаться и продолжаться. То же и с Гражданской: для Ленина она – этап мирового кризиса империализма, природу которого Ленин описал в «Империализме как высшей стадии»; воспринимаемая населением как «братоубийственная», для Ленина она была войной Советской России с Антантой (наемниками Антанты); а до ноября 1918-го – так и вовсе войной Англии и Франции против Германии на территории России.