Интересно, он всем своим пациентам вворачивает насчет этой самой «мочеполовой»?
Мы с Сораей занялись кое-какими проектами, связанными с Афганистаном, причиной тому был не только гражданский долг, но и тишина, воцарившаяся на втором этаже нашего дома, безмолвие, засасывающее, словно черная дыра. Меня никогда не привлекала общественная деятельность, но когда позвонил Кабир, бывший посол в Софии, и попросил оказать посильную помощь в больничном проекте, я согласился. Небольшой госпиталь стоял когда-то у самой афгано-пакистанской границы, там оперировали беженцев, подорвавшихся на минах. Но деньги кончились, и госпиталь закрыли. Мы с Сораей вызвались руководить проектом. Теперь большую часть времени я проводил в своем кабинете за электронной почтой: вербовал по всему миру участников, хлопотал о субсидиях, организовывал мероприятия по сбору средств. И убеждал себя, что, привезя сюда Сохраба, поступил правильно.
— Этого никогда не будет. — Я стиснул ему руку. — Ты поедешь домой вместе со мной.
— Реймонд Эндрюс очень высокого мнения о вас.
— Бачем… это усыновление… не для нас, афганцев.
— Рахим-хан очень болен. — Словно ледяные пальцы стиснули мне сердце при этих словах.