А ведь Фарид меня предупреждал. А как же. Только, как оказалось, впустую.
Санаубар, несмотря на принадлежность к одному с Али народу и связывающие их кровные узы, тоже любила насмехаться над мужем и прилюдно называла его уродом.
— Ничего удивительного. Все важные особы живут теперь здесь.
— Ничего страшного, — проявляет великодушие Асеф. — Приглашение остается в силе, Амир-джан. Слышал, ты любишь читать. Я дарю тебе книгу. Одна из самых моих любимых. — Он протягивает мне сверток. — С днем рождения.
Странное ощущение: я словно сливаюсь с полом. Ужасно клонит в сон. Глаза закрываются, и я уношусь прочь. Вот проснусь, и все, что я видел, окажется сном. И вода, звонко капающая из крана в полную крови ванну, и левая рука мальчика, касающаяся пола, и окровавленное бритвенное лезвие на бачке — этим же лезвием я брился накануне, — и полуоткрытые безжизненные глаза. Прочь, не хочу. Глаза — это слишком страшно.
— А они сколько ждут? — поинтересовался Баба с высоты своего роста.