За спиной послышался цокот копыт. Капрал обернулся. На холмик, откуда он наблюдал за уходящим арьергардом, поднималась Ула. Добравшись до вершины, она соскочила с верлода и молча бросилась к Риву. Никого и ничего не стесняясь, женщина буквально налетела на воина, едва не сбив его с ног, обхватила руками, прижалась всем телом, уткнулась носом в плечо...
Перед ними стоял старик Гош. Он смотрел Тану в глаза. Ниже по склону, шагах в двадцати застыла повозка с "тем самым" обитым шкурами сундуком.
Отъехав от оазиса на несколько миль, Рив с Улой находили среди барханов какое-нибудь "укромное" местечко, бросали на песок привезённые с собой шкуры и, забыв обо всём, просто любили друг друга...
В десятке шагов от входа сидели на корточках вождь и толмач и, словно дети, играли в "ножички". Судя по довольной физиономии, выигрывал Тан ТаМак. Заметив Рива, он махнул капралу рукой, предлагая присоединиться к компании.
Он лежал на краю оазиса. Там, где зелень уже закончилась, но песок ещё не начался. На полосе "ничейной земли", покрытой трещинами и пробивающимися сквозь глину и камень пучками желтых колючек. Чуть дальше, шагах в тридцати от "границы", двое одетых так же, как и сидящий рядом, деловито намазывали салом вкопанный в землю кол.
Жаркие дневные часы Рив провёл, зарывшись в песок рядом с зарослями каула - колючего древовидного кустарника, который, по слухам, аборигены использовали наряду с кизяком в качестве топлива. В слабой тени стволов и ветвей то дело сновали юркие ящерицы, изредка шныряли мелкие грызуны, гремели чешуйками змеи - соседство не самое приятное, зато никакие зыбучие пески или блуждающие дюны не подберутся к заснувшему и не утянут его в "мир вечной охоты".