Арбалетчики встали под повозками, поспешный залп ударил в щиты, мокро зачавкал в конские груди и головы, после чего солдаты присели, прячась за бортами. Кеннет – тоже. Внезапно над повозкой, за которой он схоронился, пролетел конь, темный абрис на фоне неба, казалось, парил в бесконечность, согнув в прыжке передние ноги так, что те едва не касались груди.
– Она не злая. – Целительница исследовала огромные синяки на животе воина. – Она испуганная. Муж ее поехал на войну, которой не было бы, не вернись вы. Она много раз отправлялась с ним в бой, и я не знаю лучшей лучницы: на всем скаку попадает на двести шагов в цель размером с голову. Хочет быть с ним, присоединить собственный лук к его топору, но не может. Сахрендеи верят, что душа убитого в битве врага может войти в тело нерожденного, чтобы мстить. А потому в жизни женщин есть такие моменты, когда те держатся подальше от поля боля.
Очередная атака прошла как раз вдоль гор. Несколько сотен всадников ударили с той стороны, воя, крича и выпуская тысячи горящих стрел, что, будто крохотные кометы, летели в сторону фургонов, волоча за собой ленты дыма.
Кеннет сунул меч в ножны, и двое уселись друг напротив друга прямо на землю. Миг-другой мерились взглядами.
– Верно. И чем ближе к равнине, тем сильнее она разрушена. Как и взгорья. Эта черная скала выглядит как расплавленная, будто что-то выжгло в этом мире дыру диаметром в десятки, а то и в сотню миль. Над тем местом, – он указал направление, откуда они пришли, – некогда вспыхнуло живое солнце, растапливая своим жаром все, словно воск. Что бы там ни было – оно исчезло бесследно.
Вождь взмахнул рукою в третий раз, и флейты снова понесли приказы во тьму. Во мгновение ока все факелы погасли.