– Эй, подземный сударь! – крикнула я вниз. – Мне очень нужно с вами перемолвиться парой слов! Обещаю не отнять у вас много времени!
– Не знаю, способен ли хоть кто-нибудь тебе помочь, – ответил он, смотря на меня со странным выражением, напоминающим сожаление. – Мне подвластно не столь уж многое, ведь я всего лишь человек, как бы тебе ни хотелось верить в обратное. И времени у меня осталось мало.
Уголок, в котором я устроилась, был не сказать что уютен, но ветер донимал здесь не так сильно. Темное же нутро башни казалось слишком коварным местом, чтобы бродить там безо всякого источника света. Я воображала, как ползу вперед, нашаривая руками безопасный путь, а мерзкие жирные крысы в темноте кусают меня за пальцы, и содрогалась то ли от отвращения, то ли от холода. Но за то время, что мы с дядюшкой бродяжничали, мне доводилось спать и в конюшнях, и на сеновалах, и просто у забора на околице, поэтому ни серьезного испуга, ни особого неудобства я не чувствовала и вскоре уже дремала, обхватив колени руками.
– Нет-нет, сестра Лауресса – тишайшее и кротчайшее создание, – покачала головой монахиня, заметно тяготясь какой-то мыслью. – Но при всем том… Ох, милое дитя, вам не стоит с нею говорить!
– Это не тот договор, на который соглашаются, едва заслышав предложение! – никогда еще господин Казиро не говорил со мной так резко. – У тебя есть три дня на раздумья, и даны они были неспроста – ты должна принять верное решение, поскольку от него зависит твоя жизнь. Делиться кровью с духом губительно для человека! Ты отдашь господину подземелий бо́льшую часть своей жизненной силы, и еще нескоро она вернется к тебе. Причин твоей болезни не разгадает никто, и я не смогу сказать тебе, чем обернется для тебя эта жертва. Если хранитель не пожалеет тебя и выпьет слишком много крови, то ты можешь надолго потерять голос, оглохнуть или ослепнуть! Кожу покроют незаживающие язвы, а кости станут так хрупки, что сломаются от малейшего удара. Пройдут месяцы, прежде чем ты сможешь оправиться от этого ритуала!
Однако прошлое не отпустило меня так просто, как, должно быть, надеялись втайне и дядюшка, и господин Казиро. Как-то вечером я заметила, что дядя Абсалом отвечает невпопад и ест без всякого аппетита. Вначале было подумала, что он рассорился с госпожой Лорнас – моя болезнь нанесла немалый урон этим отношениям, ведь дядюшка был вынужден и день и ночь находиться при мне, – но, приглядевшись, поняла, что дело куда хуже.