– Я знал, что ты внемлешь голосу разума, – добродушно ответил дядюшка Абсалом, не обратив никакого внимания на полудетские попытки племянницы огрызнуться.
Позднее я не раз вспоминала этот момент как пример самого горького своего заблуждения.
– Чтоб ты сгнил заживо в этой каменной яме! – проворчала я, задетая за живое. – Я просто не желаю вести беседы с порождением тьмы! Как мне теперь избавиться от твоего порченого духа? Святые небеса, я ведь навлекла проклятие на себя и свою семью до седьмого колена! Наверняка теперь стоит мне подойти к храму, как меня поразит молния или искусает бешеная собака! – тут я охнула, сообразив еще кое-что неприятное. – Сколько же теперь мне придется поститься, чтоб искупить этот грех?! Неужто до самого зимнего солнцестояния?..
Моя пылкая речь окончательно растревожила сестру Ауранду, взгляд которой бегал по сторонам, как это бывает с людьми, не желающими говорить какую-то неловкую для них правду, однако не находящими другого выхода.
Выпалив это, я тут же пожалела о своей несдержанности. Рекхе вновь злобно зарычал, но затем ворчание стало глуше, словно мои слова стали чем-то вроде острой палки, тычки которой загоняли его глубже в ту вонючую сырую яму, где он коротал свои дни и ночи. Звуки эти не предвещали задушевного разговора, и я успела пожелать немало бед своему длинному языку, но усталый и равнодушный голос демона все-таки зазвучал вновь.